ЧУЖОЕ/СВОЕ. ОПЫТЫ.
Из книги «Чужое/свое»
* * *
У Врат Закона семь десятков лет
топтался, спрашивал, бродил я, как в тумане.
В конце концов послышался ответ:
«Надежды у тебя и не было,
и нет,
хоть ключ всю жизнь лежал
в твоем кармане».
Ночной кошмар
Когда хватает вдруг за сердце черный зверь,
когда оскал зубов доводит нас до дрожи,
когда лишь в никуда открыться может дверь,
когда невидимые существа нам корчат рожи,
то хочется изгнать из мыслей все дурное
и оказаться там, где нет границ и форм,
и чтобы свет померк, чтоб снадобье хмельное
нас опьянило и чтоб подсознание смурное
забылось от мельканья
фонарей, столбов, платформ…
* * *
«…перейдя за известную грань, шутка приобретает особый, непристойный смысл и служит доказательством не столько наивности, сколько извращенности.»
Пруст М.*
Смех лишь тогда имеет право быть,
когда его поддерживает лира,
когда он тесно связан с болью мира
и не пытается про эту связь забыть.
Мертвящий фон
Сколько сказано слов,
сколько пролито слез,
сколько смотрено снов,
сколько сделано дел,
сколько было обид,
ураганов и гроз,
дней счастливых и бурь,
испарившихся грез,
без находок потерь, ‒
и не вспомнить теперь,
и следов не найдешь.
А за всем этим ‒ ложь…
Безысходность
Жизнь беспечная, отрадная
в прошлом сгинула, и грусть ‒
сила темная и смрадная ‒
придавила камнем грудь.
Ни вздохнуть, ни слова вымолвить,
ни прогнать тупую боль,
ни смягченья муки вымолить,
ни шута исполнить роль.
* * *
Богат я был, гордился властью,
смотрел на мир я свозь прищур,
самонадеян чересчур,
я жил возвышенною страстью.
И вдруг все рухнуло. В момент
мир превратился в прах и пепел.
Надежды луч был чист и светел...
Его я смерти не заметил
под грудой похоронных лент.
Послевкусие
Держал в руках хрусталь я звонкий,
узор причудливый ласкал.
Касался нежно губ бокал –
казалось, в нем напиток тонкий.
Но, осушив его до дна,
я послевкусьем был отравлен:
напиток ядом был приправлен,
и в сердце мне удар направлен…
Путь к сердцу знала лишь она.
* * *
Уменье от попсы культуру отличить
не всем дано. И дело тут отнюдь не в знанье.
Из плоскости объем нам трудно получить,
искусству различать никак не научить,
в наряд шедевра
шлягер ни за что не облачить,
а пошлость и гламур вовек не разлучить.
Решают чувства всё и сути пониманье.
Вера, надежда, ложь
Всем сердцем в искренность поверить,
Ее в любви своей уверить,
В бескрайней верности заверить,
Ей сокровенный смысл доверить,
Годами беспредельно верить,
Сочтя ненужным все проверить,
А получив в ответ лишь ложь,
Себя не в силах разуверить.
* * *
Как не хочется жить ‒
но как трудно уйти,
ничего не забыть ‒
и с ума не сойти.
Жизнь, как пытка в ночи,
безнадежный мятеж:
то ли бисер мечи,
то ль тирана зарежь.
Ничего не дано,
а сам взять не могу.
Жизнь ‒ сплошное говно.
Лучше в Ад убегу…
* * *
Этические принципы гуманны, но темны,
их сути не дано постичь, когда ущербны чувства.
И все же в этом интеллектуальное искусство
помочь способно, но лишь тем, кто чутки и умны
и не приемлют подлости, обмана и безумства.
Вопрос: тогда кому все эти принципы нужны?
Лента Мёбиуса, или Скорпион
Мир содрогается, как тело от конвульсий.
Исход неясен, но давно уж предрешен.
Дух человечества безжалостно сражен
составом тайным алхимических эмульсий,
в которых опыт всех народов воплощен.
Primus Ego
Которое из двух ‒ из многих? как у Пруста? ‒
то основное «Я», по жизни что ведет
и требует от нас с решимостью Прокруста
избавиться от тысяч мелочных забот?
То «Я», что ловит взгляд, насмешку, злое слово,
которые мгновенно нас лишают сна,
из-за которых вдруг становится хреново,
и осушать приходится бокал тревог до дна;
то «Я», что, к цели следуя путем раздумья,
по месяцам способно прятаться от нас,
что нас же бережет от приступов безумья
и от изнанки жизни не отводит глаз;
то «Я», что мы порой лишаем права слова
и в подсознанье вытесняем прочь его;
то, что, по сути, нашей личности основа:
ведь без него мы не годны ни для чего.
In vino veritas
Стих должен отстояться в глубине марани**,
пускай с него спадет чувств пошлых шелуха,
и пусть в нем заиграют, как у тайны, грани,
не пряча между строк ни горя, ни греха,
а виночерпий пусть – в папахе иль в тюрбане –
вином наполнит тем бокалы и меха.
Но в доме нет моем ни квеври***, ни подвала,
ни драгоценных чаш из древнего металла.
Лишь множества страниц усталая труха.
* Пруст М. У Германтов. М., 1980. С. 300.
** Марани – в Грузии так называется подвал, где закопаны квеври (см. ниже).
*** Квеври – глиняные кувшины для вина, находящиеся в марани и врытые в землю. В них происходит «созревание» вина.
Наверх
Copyright © Карен Акопян 2012-2021 Все права защищены